параллельно в нескольких реальностях. Например: сегодня должен убить человека, поверить в любовь и вымыть машину. Или поздравить утром любимую с днём рождения, уйти на войну, провести конкурс. К тому же, чтобы сосредоточиться на работе, нужно уметь принимать «предлагаемые обстоятельства», то есть максимально верить и в то, чего не существует. И это требует серьёзных усилий. Но иногда из всех реальностей нужно выйти. Разом. Немедленно. Чтобы не сойти с ума. И в этот момент важно, чтобы была альтернатива: японский садик, домик на море, хижина в горах… Что угодно. Дрова рубить или купаться в пять утра, орхидеи собирать… Эскейп – как говорят не наши. Он необходим. Но если он не построен, если не работаешь кропотливо над его созданием, – не убежишь. В конце концов стриптиз, сменяющий сцену убийства, сменяющий сцену семейного ужина, сменяющий съёмки постельной сцены с неизвестными, сменяющий сцену рождения ребёнка, сменяющий сцену прощания навек… Вращая безжалостным калейдоскопом, профессия перемежает рабочую мозаику с жизненными разочарованиями, потерями, безысходностью, растерянными надеждами, болью, усталостью… Эмоциональное выгорание. Так называется, когда ты больше ничего не чувствуешь, когда приходит пустота.

У него были две большие идеи. Два проекта. Очень интересных и очень уместных. Сейчас входящих в моду – русская история. А пока он боролся за воплощение, то нещадно менялся. Пора было переписывать сценарии, чтобы найти там себе роль… Но это могли бы быть действительно интересные работы. Сложные, драматические, конечно с кучей трюков, всё, как он любит, и для серьёзных образов он как раз созрел…

Прямо вот защемило сердце. Правда, в мире сегодня стало очень пусто. Словно пробили какую-то брешь. Как вырвали кусок небесного свода – и там ничего, совсем ничего теперь нет… И оттуда дует. Просто сносит. Как устоять? И ведь теперь так будет всегда. Потом уже чуть проще, как зубная боль, тонкая и слышная даже из-под таблетки… Как же без тебя, а?

Вот походила-походила, пришла и села. Стала писать, что в голову взбредёт, чтобы попробовать хоть как-то осознать происходящее. Попробовать вплавить как-то это в свою теперь новую жизнь. Вчера вон совсем как в тумане была. Да и сейчас – даже перечитывать не стану. Не понимаю, как ухватиться за реальность. Я счастлива, что не в Москве. И знаю только, что Димка в путешествии, как всегда – в дороге. Связь отвратительная. Ноутбука нет. А почта тут и правда плохо работает. Ты ругался, что я не смотрю твоё кино? А знаешь – смотрю. Просто всему своё время. Моё вот со вчерашней ночи. И много мне смотреть. Многое о тебе только узнавать, мой дорогой!

Ты был светом не только мне! Для многих людей своего поколения. Ты любил, и любили тебя. И для очень-очень многих ты навсегда рядом.

Светлая память!

Микеланджело и его Моисей

2 ноября. 16:22

Вот о чём думаю: в чём гений этой единственной законченной скульптуры, уцелевшей от невозможной первоначальной грандиозной задумки?

И пусть даже мы видим лишь начало той работы, работы, которая заняла у Микеланджело более тридцати лет и которая так никогда и не была им закончена. Пусть нам известно лишь одно слово из длинного и продуманного им утверждения. Но ведь нечто особое живёт в самой этой фигуре…

Юлий

Микеланджело был тогда призван в Рим из родной Флорентийской республики, где среди многих одарённых художников он занимал особое место. Но в 1505 году Папа Юлий II потребует его присутствия в Риме, в столице Веры – так Буонарроти обретёт великого мецената, готового следовать за полётом его фантазии, и вместе с тем того узурпатора, который навсегда прикуёт художника к идее создания колоссальной гробницы. До того момента лишь императоры древнего мира смели увековечивать себя в постройках масштабных мавзолеев, утверждая таким образом своё бессмертие. Христиане, пусть и заимствовали традицию мемориала, однако в основу этой архитектурной формы была положена иная идея: не прославление личных заслуг, но напоминание о той общности что роднит живущего и ушедшего верующего – того, кто уже обрёл блаженство, и того, кто только борется за своё спасение.

Но честолюбивый папа Юлий II посчитал необходимым поставить памятник своему земному могуществу. Источники сохранили для нас этот совершенно светский – вспыльчивый, решительный, «яростный» характер, за который современники и прозвали его «Il pontifice terribile». Юлий II взошёл на папский престол путём подкупов и интриг, и ведь взял себе духовное имя не в честь знаменитого предшественника или христианского мученика, но в честь императора Юлия Цезаря – основателя Римской империи. И он сполна оправдает это имя не только своей сильной политикой собирания земель, но и личным участием в военных походах: папа, будучи даже в преклонном возрасте, продолжал сражаться с мечом в руках и в первых рядах своего воинства входил он в проломы стен захваченных городов. Впрочем, он был разносторонне одарён. Не просто политик, удачливый воин, но выдающийся дипломат и меценат. Он сумеет расширить папские владения, урезонить могущественную Венецию и создаст настоящее государство, которое участвовало в мировой политике в качестве полноправного партнёра великих держав. С именем Юлия связывают и создание личной папской армии – и поныне существующей Швейцарской гвардии. И это он превратит Рим в главный центр художественной деятельности. Это по его требованию в Вечный город прибывают Микеланджело, Браманте, Рафаэль и многие другие мастера, ныне прозванные величайшими.

Микеланджело предложил папе Юлию II проект усыпальницы, достойный этого характера и этого стремления к личной славе. Согласно утверждённому проекту, папской могилой должно было служить свободно стоящее сооружение, отдельное здание (!), внутри собора Святого Петра. По заявленному масштабу памятник был столь велик, что для того, чтобы вместить его, и начинается перестройка главного собора католического мира! И помимо архитектурного величия, этот мавзолей должен был поражать воображение и своей скульптурной декорацией, которая включала в себя более сорока фигур и ещё более бронзовых рельефов. Однако воплотить Буонарроти успеет лишь одну…

Моисей

Любопытно, что одно из самых развёрнутых описаний статуи этой ключевой фигуры Ветхого Завета, которое и теперь можно обнаружить в литературе, да с указанием источников, да с включением в полемику различных вариантов трактовки позы «отца всех пророков», создано основоположником психоанализа – Зигмундом Фрейдом. Кстати, он до последнего скрывал авторство этой статьи. Объявил только в тот момент, когда готовилось к изданию его полное собрание сочинений. Что важно: многие из работ его современников, зарубежных историков искусства, о которых Фрейд упоминает, существуют на русском языке именно благодаря цитатам из этого переводного материала.

«Одним из загадочных и великолепных произведений искусства является мраморная статуя Моисея, изваянная Микеланджело, – так начинает аналитик свои рассуждения. – В наибольшей степени нас захватывает замысел художника, насколько ему удалось воплотить его в произведении и насколько он может быть понят нами. И понят не только рациональным путём; мы должны вновь почувствовать те аффекты художника, особое состояние его психики, то, что стимулировало его к творческому акту и вновь воспроизводится в нас».

Какое справедливое замечание! И ведь подобный подход является одним из инструментов всякого историка искусства от самого Винкельмана. Как, впрочем, и каждого пытливого путешественника, каким показывает себя австрийский профессор.

Вот что он пишет далее. «Всякий раз, читая о статуе Моисея такие слова, как: „Это вершина современной скульптуры“, я испытываю радость. Ведь более сильного впечатления я не испытывал ни от одного другого произведения зодчества. Как часто поднимался я по крутой лестнице с неброской Корсо-Кавур к безлюдной площади, на которой затерялась заброшенная церковь, сколько раз пытался выдержать презрительно-гневный взгляд героя! Украдкой выскальзывал я иногда из полутьмы внутреннего помещения, чувствуя себя частью того сброда, на который устремлён его взгляд, сброда, который не может отстоять свои убеждения, не желая ждать и доверять,